Ольга Антонова: Театр – это работа...
- Мне хотелось бы, предваряя наш разговор, отдать дань Вашей красоте…
- А я не считаю себя красавицей. И не люблю красоток и красавцев актеров. Мне нравятся лица, не то чтобы заурядные, но которые, преображаясь от мысли, от правильной игры, становятся прекрасными. Когда они освещаются изнутри.- Разве красивое лицо не может преображаться? Разве Вертинская не красавица?
- Нет, она просто оригинальна. Поэтому и хороша.- Ваш муж, художник, наверняка восхищается Вами?
- Он не считает, что я красивая. У него даже и слова такого нет в обиходе. Он меня называет бирючком.- Как?
- Бирючок. От с бирюк. Потому что я дома всегда надутая. Так что к красоте это не имеет никакого отношения.- Чем Вы любите дома заниматься?
- Люблю шить, люблю читать, музыку слушать. А вообще люблю лениться. Как только остаюсь одна – сразу ленюсь.- Ваша дочь живет с вами?
- Нет, они с мужем живут отдельно.- Хотели бы жить с ними?
- Нет, нет. Мы так низведены до какого-то лагеря, существования в скворечниках… вот если бы у меня был большой дом, в котором они могли бы принимать своих друзей не у меня на голове, и жить по своим законам… конечно, можно абстрагироваться, закрыть себя в ванной, оборудовать уголок и существовать в нем, но я так не умею. Поэтому я была бы счастлива жить с ними в одном доме, но в маленькой квартирке – нет.- Вы представляете себя бабушкой?
- Да. Я очень детей люблю. Если бы у меня были внуки, я была бы счастлива.- Живя в центре, Вы, наверное, на работу предпочитаете ходить пешком?
- Я, конечно, езжу – тут опять моя лень. Если честно сказать, даже когда нам негде было жить и полтора года мы жили в театре, я опаздывала на репетиции. Но после спектакля я стараюсь идти пешком.- И по дороге встречаете немало нищих. Вы им подаёте?
- Как правило – нет. Лучше я в театре помогу тому, кому нужна помощь. Либо… Как-то стоит человек передо мной в очереди: «Я возьму пять яиц, нет - четыре». Я следом выбиваю чек на десять яиц и дарю ему. Я понимаю, что этот человек действительно нуждается.
А вот тех, кто просит, я пугаюсь как-то. Я физиономист – запоминаю лица, и когда вижу стоящего с вывеской, что у него похороны, а похороны эти длятся уже месяц, - у меня возникает сомнение. Хотя, может, я и ошибаюсь, может действительно человек очень беде. Но мне кажется, что по-настоящему бедный человек не стоит с протянутой рукой, не раздевает детей догола и не сидит с ними на панели. Для этого должно быть крепкое здоровье, большая сила и воля.- У Вас в жизни было, когда совсем…
- Плохо? Много раз было. И никогда не просила. Я старалась находить выход из положения. И тогда шила, и тогда я вышивала, и тогда я делала игрушки и продавала. Я всегда что-то делала.- Вы производите впечатление женщины, у которой всегда всё было в порядке.
- А я всегда делала вид, что у меня всё в порядке.- Знаменитые портреты Валерия Плотникова дополняют впечатления дома – полной чаши, хозяин которого – Игорь Иванов, говорят, теперь чаще бывает в Лондоне, нежели в России.
- Знаете, все как-то теперь… Я за это, как крокодил, зубами не хватаюсь и не рвусь, чтобы что-то достать, что-то купить. Некоторые вещи приходят в дом сами. Приходят и поселяются. Вот у меня коллекция тарелок – многие из них подарены друзьями. От них не избавиться и их не продать – они как жильцы. Мебель тоже… в театре работал один скрипач – дядя Миша, потом, когда оркестр упразднили, он стал рабочим сцены – так он просто подарил нам при переезде старинную мебель. Она была сломана, стулья ножки подгибали. Или у Танечки Золотницкой в квартире что-то жильцам не понравилось. Она мне и говорит – приходи, посмотри. Мы все потом своими руками делаем. Я очень люблю колотить, чинить, чистить, красить.- Ваш муж тоже этим занимается?
- Тоже мастер. Мы оба любим возиться, любим возвращать вещи к жизни.- Многие наши актеры работают по договорам в театрах Европы. У Вас не было такого опыта?
- Я бы очень хотела, но меня не зовут. И думаю, меня там никто не знает. Если видели, то только в фильме «Цареубийца» Карена Шахназарова.- По «Астеническому синдрому» Вас разве не знают?
- Если только в Германии и Франции. В Канаде еще.- Вы снимаетесь у молодых режиссеров?
- Недавно снялась в «Замке» по Кафке у Леши Балабанова.- Стилистического несовпадения с его кино у Вас не было?
- Нет, нет. В первую очередь меня привлек автор. У меня правда там маленькая роль, но в любом случае – если режиссер мне нравится, увлекает, то такой вопрос не стоит. Кого еще назвать из молодых? Виктора Сергеевна? Не очень молодой. Виктор Титов – среднее поколение. Сейчас работала у Льва Александровича Кулиджанова.- После премьеры «Филумены Мортурано» поговаривали, что этот спектакль – Ваш бенефис к какому-то юбилею.
- Нет-нет. Это чистая случайность. Пригласил меня на эту роль не Титов, а мой партнер Володя Татосов. Дали пьесу, ему понравилась, он позвонил мне, а уж потом мы позвали Титова.- Почему именно Титова?
- Я в это время снималась у него в «Проклятье мадам Дюраль» - ну и предложила ему поработать в театре. Он засмеялся, а через три дня дал согласие.- Но театр и кино - искусства разные.
- Да, это разные искусства, но он, на мой взгляд, прекрасно овладел искусством театральной постановки.
- Вы сочиняете что-нибудь?
- Пишу сценарии. Уже много сценариев написано, но все в уме.- Не хотелось стать филологом?
- Я хотела быть журналистом, но меня судьба не допустила.- Вы учились в ЛГИТМиКе на последнем курсе Бориса Зона?
- На предпоследнем. На последнем он умер.- С однокурсниками Вы поддерживаете отношения?
- Да… Но как я поддерживаю? Когда меня приглашают – я прихожу. А сама инициативы не проявляю.- В этом году институт будет праздновать 75-летие. Вы принимаете участие в чествовании?
- Если получу приглашение, то пойду.- Лев Додин не звал Вас в Малый драматический?
- Нет. Он и на курсе работал всегда с другими ребятами. Я думаю, он предполагал во мне какое-то чувство юмора, ему…- Не свойственное?
- Ему не свойственное. Это я сама себе так объясняю. Может, у него совсем другое объяснение. Может, он меня и актрисой не считал.- На курсе, кроме Вас с Наталией Теняковой, были еще звезды?
- А я и не была звездой. Она была, а я – нет. Наверное, и ярко выраженной студенткой я не была. Сама по себе жила, ни в чём не принимала участия.- Кто еще, кроме Додина и Теняковой, учился на вашем курсе?
- Нора Самарина, Женя Совенко, Рита Лобанова. Из мальчиков у нас учились Володя Тыкке, Мозговой, Костецкий, Валера Смоляков, Володя Смирнов, Лёдик Секирин. Очень хороший режиссер на радио работает – Володя Горьков. Ребята были сильными. Они сильными так и продолжают оставаться.- Как-то по телевизору вспоминали суперхит моей юности – «Шизгари» в исполнении «Шокин Блу». А в Ваше время была песня, напеваемая всеми?
- Я не помню. Когда училась в институте, меня тянуло к классике, к старинным романсам. Может быть, у ребят и была такая песня, но я не очень вникала в это… нет, не помню. Наверняка что-то было, они ведь все очень музыкальные.- Вы замечательно поете в спектаклях, но почему никогда не исполняете романсы вне театра?
- Не зовут. Сейчас готовлю номер с ребятами из БДТ, может, и займусь этим. А может, и хорошо, что я зрителям не навязываюсь. Может, если бы навязла на зубах и в ушах, то у них не было бы интереса на спектакли ходить.- По окончании спектакля сложно входить в быт? Не хочется шлейф актрисы и в него притащить?
- У Вас превратное представление о театре. Актриса – это работа. Работа, которая… Ну: как на планере, - берешь планер, разгоняешься – и полетел. Полетаешь, а потом опускаешься на землю. Но не будешь же этот планер тащить по земле и говорить: вот, я летала на планере! Я над вами была! Мне кажется, это дурной вкус – волочить шлейф со сцены по Невскому на себе и махать перьями.- Вы не хотите идти по жизни Актрисой?
- Но что значит не хочу? Я, может, и хочу, но вокруг меня нет такого ажиотажа таких поклонников, которые Комиссаржевскую на руках несли километр. Выходишь из театра, а тебя никто не узнает. Ты толкаешься в троллейбусах – места не уступят, на улице не глянут. Раньше же актера создавали. И когда ты уверен, что тебя после спектакля ждет толпа, может и надо выходить в шляпе, со шлейфом, не снимая грима. А я после спектакля думаю о том, как бы спокойно пробраться домой, чтоб только не убили в парадном.- Нынче актрисы предлагают зрителям свои диеты, гимнастики и прочее. Недавно Любовь Виролайнен по телевизору рассказывала про травяные маски для лица…
- Ну ей, может, эти маски и хороши, а ста миллионам её поклонников категорически противопоказаны. Я не понимаю, почему актерам верят больше, чем докторам, чем собственному опыту. И если актрисе подходит диета, это не значит, что именно она обязательно еще кому-то подходит. Я считаю, что актер не должен быть проповедником такого рода. Смешно считать, что если он выходит на сцену и говорит какие-то слова, написанные драматургом, то он открыл весь мир, всю Вселенную. Театр – это работа. Это техника. Это мастерство. Почему у сапожника, если он мастер и сшил великолепную пару сапог, никто не спросит совета, как питаться?- Значит, рецептов по сохранению молодости Вы не даёте?
- Конечно, нет. Да и как её сохранить? Её не сохранить, во-первых… А во-вторых, каждый человек должен сам себя слушать и быть самому себе Богом.- Для себя у Вас есть рецепты?
- Для себя – да. И то я им не очень следую. Потому что силы воли не хватает. Хотя я точно знаю, что именно мне надо делать, а делаю то, что нельзя, а что надо – не делаю.- У меня был вопрос, на который я вроде бы уже получила ответ. На сцене и в кино Вы всегда обескураживающее беззащитны, трогательны, и эти свойства актерской индивидуальности подсознательно переносишь на личность исполнителя…
- И обманываешься?- Нет, думаешь, как невозможно беззащитности выжить.
- Не выжить.- И видишь, как можно приспособиться держать весь мир на расстоянии вытянутой руки от себя… У Вас дома есть животные?
- Два кота.- Коты, потому что собак не любите?
- Я и собак люблю и всех животных люблю. Но кажется, что коты умнее, выдержаннее, тактичнее, интеллигентнее.- Они живут всё время дома?
- Один кот выпал из окна – с природой хотел поякшаться. Разбился вдребезги, и его врач хотел усыпить. Но я его выходила, я его уговорила.- Вы с ними разговаривает?
- Говорю с ними… они такие… Я им сею овёс. Он зеленеет – они его косят.- Дома?
- Дома, на подоконнике. Там еще растут цветы какие-то – они съедают те, которые им по душе.- Дочка тоже в вольнице росла?
- Да, но мне это дорого стоило.- Свобода детям не нужна?
- Да, это было неправильно. Коты – это коты, а дети – это дети.- Можно сказать, что это Ваш совет?
- Нет, это не совет. Вся Япония растит детей, давая им полную свободу, и толку много.- Мы же не японцы.
- Ну что значит не японцы? Я считаю, как человека ни воспитывай, он всё равно вырастет таким, каким задан. Я знаю много семей, где одинаково растят троих-четверых - и один полный дебил, а остальные дети прекрасные. Поэтому я точно знаю – тут никто совета дать не может. Только практические – как лечить, когда живот болит, как шить, как обувь чинить. А вот как воспитывать – это закрытая книга. Если у тебя любовь есть, то ты сможешь, а если где-то что-то не так…- Но Вы же любили свою дочку.
- Любила, да видимо недостаточно. Время какое-то пропустила, занята была – много отдавала себя театру. С другой стороны Пешков вырос на улице, и стал же он Горьким. Если ума у человека хватает, то он все равно становится человеком. А если у него не хватает ума, то его за веревочку всю жизнь тащить надо. Но отец-мать умрут, кто на верёвочке дальше потащит?- Чужие советы, связанные с творчеством, Вы принимаете?
- Я все пытаюсь на себе проверить. Даже когда пожарники советуют – потоньше играй, смеёшься не так… Как доходит до того места в спектакле, я проверяю: если я убеждаюсь на зрителе, что я права, - совет отбрасываю, а если лучше получается, как сказали, - то принимаю.- Каждый спектакль Вы играете как бы заново?
- Да, я стараюсь, что бы он рос. И это опять техника, опять мастерство, а не только воля Божья. Это работа. А вы говорите – шлейф…- Но раньше…
- Раньше не было ни кино, ни телевидения. Не было такого объема информации. Поэтому если человек выбирал в театре звезду, то и ходил на неё, как в церковь, как на что-то небывалое. А сейчас ты нажимаешь кнопку, и этого небывалого по пяти программам показывают. Атрофировалось божественное понимание человеческих возможностей – кажется, что все могут всё. Сегодня не котируются таланты, данные Богом. Раньше это поднималось на пьедестал. А сейчас иллюзия, что этого кругом навалом, - зачем же выбирать и поднимать? Вкусово все очень упало. Я не понимаю, почему у какого-нибудь большого актера сидит ползала, а на концерте какой-нибудь шлягершы визжит огромная толпа. Уровень их песен, уровень их стихов, которые они позволяют дарить публике… И тут встает вопрос: нужна ли актёрам эта толпа с её пониманием и вкусом? Либо мы для них – никто, либо они для нас – ничто. Думаю, это происходит сегодня со многими актерами. Хотя…
Беседовала Наташа Матвеева
«Антракт» 1994 г.
