И вдохновенье...

Нина Рабинянц

"О вы, которые любили..." Пушкинский театральный центр. Режиссер Геннадий Тростянецкий, художник Александр Липовских

Старинный особняк на Фонтанке, созданный по проекту архитектора Луиджи Руска в 1803-1805 гг. Классицизм с его безупречными пропорциями. Мраморные лестницы и деревянные антресоли. Выверенный квадрат парадного зала, пусть небольшого, в котором сохранилась аура пушкинской поры. Здесь, в доме Ильиной-Кочневой, в Пушкинском театральном центре играют спектакль "О вы, которые любили...". Поставленный Геннадием Тростянецким по инициативе возглавляющего центр Владимира Рецептера. "Подсказанный" воспоминаниями современниц поэта: Александры Андреевны Фукс, Александры Михайловны Каратыгиной-Колосовой, Надежды Дуровой, цыганки Татьяны Демьяновой и Анны Петровны Керн.

Отношения с поэтом этих женщин шли скорее по касательной их и его судьбы. И хотя в реальности они едва ли встречались, Тростянецкий объединил их в спектакле, в котором сопрягаются современная ироничность, отсвет печали о минувшем и драматизм. Здесь так явственно ощутим талант режиссера с его вольной и неиссякаемой поэтической фантазией. Талант, вдохновивший замечательных актрис Зинаиду Шарко, Нину Ольхину, Ольгу Антонову, Татьяну Тарасову и Киру Петрову, которые с энтузиазмом и душевной радостной готовностью приняли условия игры, предложенные Тростянецким.

...В ностальгическом пространстве старинного зала их героини сначала возникают поочередно. Врываясь со своими тревогами и радостями, обидами и надеждами то из одной двери, то из другой. И исчезая, будто не видя друг друга. Так, поодиночке, представляет их режиссер. Потом они будут общаться между собой, не без взаимного, казалось бы, понимания и сочувствия. Но мимолетно. И при этом комически отстаивая свое первенство в отношениях с поэтом.

Александра Фукс, просвещенная супруга известного хирурга, лелеющая в памяти давнюю единственную встречу с Пушкиным - в Казани, когда он собирал материалы к истории пугачевского бунта. В исполнении Татьяны Тарасовой она по-своему раскованна и даже общается со зрителями не без прихотливой грации, свободно и весело. Маленькая независимая женщина в бедноватом, бесформенном одеянии, примятой шляпке буквально одержима своими воспоминаниями. (А тут еще Евгений Баратынский посвятил ей когда-то одно стихотворение - естественно, что голова кругом идет.) Она, правда, милая и пушкинское творчество знает хорошо, и российскую историю, и все про Пугачева... Но такая уморительная в своей экзальтации, неумолимой суетливости и жажде самоутверждения. И чуточку жалкая со своими убогими картонками, где хранит нечто заветное, сбереженное после пожара Казани и в том числе необъятную рукопись собственного произведения в стихах.

...Она, конечно, не чета Каратыгиной-Колосовой в исполнении Нины Ольхиной - красавице с благородной статной осанкой и светскими манерами. И в отменного вкуса туалете. Однако эта очаровательная дама, которой так к лицу старинный зал, тоже пребывает в волнении. Тем более смешном, что она, известная актриса, супруга прославленного Каратыгина, годами переживает обиду, нанесенную ей молодым Пушкиным. "Он бросил в меня свой пасквиль" (язвительный отклик на одну из ее ролей), - жалобно повторяет она певучим капризно-недоуменным голоском обиженного дитяти. И так же с упрямством избалованного ребенка вторгается в чужие сцены, стремясь проиграть текст одной из лучших ролей самой Ольхиной - Натальи Дмитриевны из "Горе от ума" - незабываемого шедевра БДТ. (Актриса с обворожительным простодушным юмором подхватывает все эти прелестные придумки Тростянецкого.) Зато как величаво продекламирует позднее ее Колосова покаянное стихотворение поэта, заключив удовлетворенно: "За Сашу Пушкина извинился Александр Сергеевич Пушкин, краса и гордость русской словесности".

Героиня Ольги Антоновой заявляет о себе еще за пределами зала серебристым звучанием романса "Я помню чудное мгновенье...". Появится же она впервые стремительно в чем-то красном, чуть рискованном и в страусовых перьях. Потерянная и одновременно странно оживленная. В рассеянных обрывках воспоминаний о магнетическом взгляде влюбленных глаз поэта, преследовавших ее. И вдруг - эта чудаковатая затея с шарадами. А потом беспомощное: "Умерла моя мама..." Ольга Антонова с иронической усмешкой играет экстравагантное и хрупкое созданье, заблудившееся в жизни и не защищенное ни легендой, которая сохранится на века, ни своей изящной красотой.

Рядом с Колосовой Нины Ольхиной и Керн Ольги Антоновой Надежда Дурова Киры Петровой выглядит комичной на грани фарса. При том, что в человеческом обаянии этому несуразному существу не откажешь. В прошлом героиня Отечественной войны 1812 года, добивающаяся помощи Пушкина в издании своих мемуаров, она кажется здесь неуместной, нелепой в огромных сапожищах, старом мундире и настырных, отчаянных попытках объяснить суть своего дела. (Такова судьба ветерана - мотивчик знакомый...)

А вот цыганка Таня, которую играет Зинаида Шарко, представлена без призвука комизма или шутливой иронии. Думается - совершенно оправданно. Ибо в отношениях поэта с талантливой таборной певицей была дорогого стоящая душевная открытость и понимание. Несуетная и словно бы отчужденная от окружающих героиня Шарко исполнена достоинства и затаенной печали. И когда она впервые появится в черном платье, украшенном традиционными цыганскими золотыми монистами, и с золотой повязкой на голове. И когда поет песню "Миленький ты мой, возьми меня с собой..." из легендарных товстоноговских "Пяти вечеров" - еще одна перекличка во времени. Перекличка двойная и с трагическим подтекстом, подчеркнуто выделенным актрисой: "Чужая ты мне не нужна". И когда сокрушается (уже будто в трауре, без золотых украшений), что невольно предрекла поэту беду накануне его женитьбы...

У героини Шарко особая стать глубокой и вольной натуры и силы неизжитых чувств прозорливой, любящей души. "Убили сердешного!" - закричит она, покрыв черным платком голову. Возвратившись мысленно к тем роковым дням.

Всплеск ее горя пробудит в остальных воспоминание о гибели поэта. Обострит сознание трагической утраты, уравнивая этих столь разных женщин. И они соберутся все вместе в горестную стайку. И помянут погибшего поэта просветленным песнопением. "Святый Боже, Святый крепкий, Святый бессмертный, помилуй нас..."

Тростянецкий, однако, точно бы приглушает (а может быть, снимает?) поэтическим обобщением траурную интонацию. "Что вы тут стоите?! У меня именины начинаются!" - скажет появившийся вдруг маленький смуглый мальчик. И, как в хороводе, уведет за собой в легенду всех пятерых, по-разному соприкоснувшихся на своем пути с гениальным поэтом.

Март 2000 г.

"""

Восхитительный "парад планет". Петербургские актрисы, чьи звезды зажглись совсем в другую эпоху, собрались в старинном особняке на Фонтанке. Геннадий Тростянецкий сочинил для них спектакль, где они играют, как не играли, может быть, никогда в жизни: музыкально, страстно, нежно, безумно смешно и невыразимо горько, тревожно, иронично... Пушкинский всенародно-юбилейный ажиотаж не коснулся этого спектакля своим тяжелым крылом. Он легкий, искрящийся, словно "Мадам Клико", - в нем пульсирует нешуточная энергия и пьянящий градус артистизма. Фантастическая сшибка воль, женских и артистических амбиций, интересов, любви, горечи, вдохновения, сыгранного и не сыгранного за всю жизнь!.. Ольга Антонова, Татьяна Тарасова, Нина Ольхина, Зинаида Шарко, Кира Петрова - чудные, божественные, умные, расчетливые, блистательные - глаз не оторвать! Этот спектакль - из породы дорогих, драгоценных вин, это не дрожжевое "Советское шампанское". Такие вина в наших театральных погребах - редкость, и Пушкинский театральный центр может быть счастлив.

Ольга Скорочкина

"""

Замечательные актрисы, у каждой из которых своя судьба (у кого-то был свой "Пушкин" - Товстоногов, Шифферс, у кого-то не было), объединены "тотальной" режиссурой под ногами у зрителей. Неловко, когда заглядывают тебе в глаза, изображают что-то в метре от тебя, а ты, превозмогая чувство неорганичности происходящего, улыбаешься...

Г.Тростянецкий до сих пор полагает, что театр делается из всего. И что, если судьбы пяти женщин и пяти актрис не имеют никаких точек пересечения, эти "точки" можно обеспечить актерской вздрючкой и имитацией несуществующих взаимоотношений. Возникает нарочитость, напряженный актерский "винт" (необоснованное требует большей энергии для доказательств). Но не соединенные ничем концы и начала разных мемуаров и эмоций не сходятся. Литмонтаж, взвихренный нарочитыми интонациями и пресловутой "яркой театральностью". Как у Гинкаса. И тоже "про Пушкина"...

А когда З.Шарко - цыганка Таня поет "Миленький ты мой...", неловкость достигает пика. Будто подошли к полке и сняли не ту книгу, потревожили не тот миф, не тот культурный пласт, не те ассоциации. Театр делается не из всего.

Марина Дмитревская

"""

Двери хлопают, пять актрис врываются в пространство гостиной - одна за другой, сталкиваясь, подхватывая реплики. Явление каждой - взрыв, лавина воспоминаний, проживаемых заново. Татьяна Тарасова, Кира Петрова, Нина Ольхина, Зинаида Шарко, Ольга Антонова играют азартно, даже яростно, мешая любовь к Пушкину с жаждой жизни и сцены, в амплитуде от простодушия и кокетства до роковых предчувствий и трагедийного узнавания. И поэт оживает.

Можно - как Кама ("Пушкин. Дуэль. Смерть"). И можно - как Геннадий, с "Маленькими трагедиями" за плечами. О вы, которые любили Пушкина и театр! Вас любят.

Надежда Таршис

"""

Что это за спектакль? Последний парад старой актерской петербуржской школы. Наш бессребренический ответ гнусно ликующей антрепризе. Вновь засиявшие звезды подмостков в образах потускневших звезд пушкинской эпохи. Жестокая посмертная месть Пушкина женскому полу, а в подтексте - галантный поклон режиссера пяти блистательным актрисам. На поверхности: легкая ирония над тщеславием мемуаристок, их борьбой за лучшее место у гроба великого человека. Если быть точным, надо бы назвать композицию: "О вы, которые любили после смерти..." В глубине: ирония над слепотой современников, перевертышами истории. По приемам конструирования режиссерского текста: эффектные стыки литературно-биографического и театрально-элегического. Спускание в прошлое на разные этажи. Дамские банальности в остраненном виде. Антураж: огни "блистательного Петербурга" (обстановка особняка Кочневой, костюмность) и чихательный запах музейного нафталина. Способ восприятия: история отеатраленная, разыгранная масками. Впрочем, несмотря на масочность, пародийность, все по-своему симпатичны. Их жалко. Разве дореволюционные дамы виноваты, что их не лишили наивности? "Камерный" Тростянецкий узнаваем в своих излюбленных жанровых контрастах, эмоциональной взвихренности, однако, судя по последним спектаклям, он добреет на глазах. Если не заставит нас рыдать на "Дон Жуане" Мольера, будет странно.

Евгений Соколинский

Сайт управляется системой uCoz