Ольга Антонова: «Люблю путать жанры»

— 2006 г. Мария Кингисепп. «БлогСлов» от 19 сентября 2006 г.

Ольга Сергеевна не очень хотела давать интервью. Она устала от того, что ее всегда спрашивают одно и то же: про ставший родным театр Комедии, про то, что актрисой она стала случайно, про любовь к Петербургу и редким вещам… Но все-таки согласилась, поправив прекрасную свою африканскую шапочку и повесив на гвоздик в гримерке удивительный голландский «ватник», похожий на лоскутное одеяло, поговорить о своем бенефисе в премьерном спектакле «Гарольд и Мод» в театре Комедии .

— От лица петербургской публики хочу поздравить вас с премьерой.

— Знакомые говорили мне, что боялись идти, сравнивать с другими постановками «Гарольд и Мод». Но наш спектакль все-таки совсем другой. И про другое. Правда?

— Абсолютно другой: светлый, без пошлости и банальных намеков. И костюмы отличные.

— Вот похвалите! Чтоб не от меня похвала шла, а от вас!

— Хвалю. И головные уборы вашей героини Мод, и рюкзачок ее смешной, и гетры вязаные, и весь ее хулиганский, но трогательный образ.

— Правда, она выделяется среди всех остальных персонажей? И это хорошо. У нее свой мир, своя одежда. Это я придумала: и шапочки, и гетрики. Я живу недалеко от гостиницы «Астория», и часто вижу, как из автобусов выходят седенькие пенсионеры — иностранные туристы. И вдруг смотрю — у одной старушонки маленький рюкзачок с игрушечной коалой за спиной! А мне для роли Мод все чего-то не хватало, каких-то изюминок, отходов от скучной повседневности. Когда я увидела эту старушку с рюкзачком, я поняла, что это моя Мод. И что я должна быть с такой коалой за спиной. Мы коалу не нашли, но придумали цветочек к рюкзачку пришить. Во время работы над ролью только и смотришь по сторонам, и мозг начинает сам как компьютер работать, отыскивая нужное для роли. Напишите про это! Но только если понравилось искренне. А я буду гордиться своими придумками — перед мужем и коллегами.

— Вы сами выбрали пьесу для бенефиса?

— Да, причем давно. Я еще лет двадцать назад ее видела, но кто бы мне тогда дал сыграть восьмидесятилетку, правда? Пришлось бы ждать и убеждать. А сейчас я и не убеждала. Мы много пьес в театре «пролопатили». То мне не нравилось, то руководству…

— Когда пьеса не нравится, нет ни куража, ни желания играть.

— И себя не находишь в таком материале. Поэтому сложно что-то делать. Это раньше актеры так работали: что велено, то и играли. «Гарольд и Мод» только к четвертому-пятому сыгранному спектаклю стал перьями обрастать, начал получаться более-менее без истерик.

— А у кого были истерики?

— У всех. Премьера — это же всегда словно истеричный выпад из самолета. Ничего не знаешь, что будет. Просто падаешь. И вдруг слышишь, что кто-то в зале смеется, и удивляешься — надо же! А почему здесь, именно в этом месте? Это так интересно! Мистика какая-то…. Все мы ужасно нервничали! Я вообще никогда никого не заву на первые спектакли, потому что не всегда понимаю, что я делаю. Не координированные у меня слова и действия, и даже паузы не координированные. А я больше всего люблю в актерстве паузы, взгляды — и покой. И вот когда я начинаю это улавливать, тогда только роль становится у меня на ноги. Вот вы сказали — хулиганский образ Мод. А мне нравится хулиганить. Я вообще чистого искусства не люблю — чистую комедию, чистую трагедию. Особенно когда с пафосом, Это все такое натужное, что мне просто становится смешно. Я не понимаю этого. Я очень люблю путать жанры, находить в трагическом — нелепость. Как в жизни. Я придумываю свои роли вразрез с драматургией. Ведь что такое драматургия? Это дерево, которое растет. Можно нарисовать схему: высота, ширина, длина ветвей… Актерская игра — это листва и цветы, которые на этом дереве нарастают. И если мы очень четко и просто следуем схеме, то мы как бы не обретаем драматурга.

— Это уже мертвое дерево получается.

— Вот именно: мы не осеменяем дерево, мы его не оплодотворяем. Говорим текст выученный, и все. И забываем о том, что стоит за текстом, что должны делать режиссер и актеры. Плюс музыка, плюс хорошие отношения между собой. Я когда смотрю актеров на сцене, я все вижу, в том числе их личные отношения. А этого не должно быть видно!

— Как проходили репетиции «Гарольд и Мод»?

— Очень хорошо. У нас сложился такой восхитительный коллектив! Представляете, мы скучаем друг по другу. А когда встречаемся, я говорю: «Ребята, как я рада вас видеть!» Вот один актер недавно признался: «Ольга Сергеевна, я встал утром и так обрадовался, что сегодня спектакль!» Это знаете как приятно? Когда я делала в «Троянской войне» (спектакль Театра комедии «Троянской войны не будет», 1973 г. — М.К.) роль Елены, она вроде бы получалась, но мы очень долго репетировали, потом перерыв был… И вдруг Елена Троянская взяла — и ушла от меня. Просто не появилась больше. Ей надоело, видимо. И вот — премьера, а я не знаю, как ее играть! Я пустая. Ее нет рядом. Я, Оля Антонова, выхожу на сцену в «Троянской войне», но не знаю, что это, кто это, какая она, моя Елена… Моих мучений год был. И вдруг в одно прекрасное утро встаю, вспоминаю, что вечером играем «Троянскую войну», и вдруг у меня настроение такое хорошее, и я думаю: «Господи! Я ее хочу играть! И я знаю теперь, как».

— Это состояние нельзя вызвать? Настроиться, почитать, послушать музыку?

— Я вообще считаю, что актером никто не может стать. Научить этому невозможно. Актер — это диагноз. Рождается человек, например, скрипачом. А если он не скрипач, а просто его мама заставляет с шести лет пилить на скрипочке часами, то он, конечно, будет очень хорошо пилить, но никогда не станет гениальным скрипачом. Вот если он без этого жить не может, его будут силой отрывать от инструмента. Я не могу не играть. Знаете, чем пьеса хороша пьеса Ноэля Коуарда «Сенная лихорадка», которую я репетирую в Антрепризе Миронова? Коуард написал про актрису, которая с возрастом ушла на пенсию, уехала подальше от города, от театров, в глухомань, и начала играть дома, с гостями, с семьей. Любой пустяк, любую несуразицу она выставляла как драматургию и обыгрывала со страстями, со слезами, с муками. Это такая смешная тетка! Она заставляла себя влюбляться во всех подряд, чтобы играть любовь, чтобы жить. Именно эта пьеса, как ни странно, дала мне «ступеньку» к Мод. Так судьба ведет! Попробовав острый характер у Коуарда, я словно освободилась от всяких «невозможностей». И сыграла Мод очень интуитивно. Шла, шла — и полетела. Она легкая, но сколько всего у нее внутри! Она старается скрыть внутренние переживания и заставляет себя наслаждаться только настоящим.

— Очень неожиданно решена сцена нежного прощания Гарольда и Мод — море ярко-желтых подсолнухов.

— Почему-то никто не понимает, зачем они… Это острота чувства, потрясения любовные, которые Бог дарит людям! Ведь это же искусство — влюбиться. Это подарок небес. И это надо было прочувствовать: Бог дал 80-летней Мод такое право — полюбить этого мальчика!

— У них такая потребность друг в друге, в общении…

— Но именно духовная, согласитесь. Что гораздо выше всего остального. И Мод, испугавшись, что мальчик захочет хотя бы пальцем прикоснуться к ее руке, ушла навсегда. Потому что она понимала, что лучше, восторженнее существования, чем они достигли в духовной близости, уже не может быть. Потому что потом уже все идет на спад. Она счастливо с ним распрощалась. Она научила его жить, научила его искать таких людей, которые ему соответствуют.

— Но она причинила ему боль.

— Она же не сказала, что ненавидит его. Она сказала: я тебя люблю, и ты будь счастлив и люби, я тебя благословляю, ищи такую, как я. И он найдет. Если захочет.

— В наше время многие актеры работают круглыми сутками и хватаются за любые предложения. Вы работаете в собственном, размеренном ритме.

— Кто-то умеет напрашиваться к режиссеру, а я сгораю со стыда при этом. Мне всегда кажется, что я навязываюсь, всем мешаю и порчу настроение. Если уж напрашиваешься, ты должен быть уверен, что отлично выполнишь свою работу, сможешь четко соответствовать поставленной задаче. Я ни в коем случае не хочу подводить людей, заставлять кого-то нервничать из-за меня. Когда разрываешься между репетициями и съемками, неизбежны опоздания, конфликты. Это обязательно сказывается. А я хочу работать спокойно, вдумчиво. Ведь все эти создания — образы, персонажи — рождаются только в любви. Если я не уверена, что сделаю роль хорошо, или у меня что-то не получается, я потом виню себя страшно. А то еще могут во время съемок прогнать: мол, до свидания, вы нам больше не нужны. Это же ужас! И тяжелейший стресс после этого. Как минимум год болезни... Я этого всего до смерти боюсь.